– Сергей Михайлович, начнем издалека. Почему возникло такое увлечение?
– Всё началось с того, что мне мама на день рождения в 13 лет на тринадцатую зарплату купила фотоаппарат. Это была очень серьезная покупка, мы жили небогато, можно сказать. Но этой покупкой она где-то определила мою судьбу. Поэтому, если дети проявляют интерес к чему-то, не надо жалеть денег. Возможно, это станет шагом в будущую профессию.
– Вы сразу определились с профессией? Я знаю, что вы окончили факультет журналистики БГУ…
– До учебы на журфаке окончил лесной техникум по специальности летчик-наблюдатель. Моей обязанностью было совершать облеты на пожарных самолетах и вертолетах вместе с летчиком и фиксировать очаги пожара. После того, как заметили его, подлетали к лесничеству этого квартала и бросали мешочек с запиской с координатами очага. Потом, правда, появился мобильный телефон, но всё равно функции оставались. Впоследствии очень помогли эти связи: ребята-летчики брали меня с собой на облеты. Я мог снимать ландшафты сверху, это был первый и очень важный опыт таких съемок. Благодаря этому я в 2005 году издал альбом «Беларусь. Вид сверху». Хотя вначале использовал для таких съемок строительные вышки.
– Чем, на ваш взгляд, интересны такие съемки? Ведь с высоты мало что можно рассмотреть…
– Зато можно увидеть размах и красоту нашей белорусской природы. Реки, озера, древние городища, настоящие заповедные места. Например, озеро Кривое в Ушачском районе с высоты напоминает норвежские фиорды. Во время паводка местность между Житковичами и Туром почти что Амазонка. А белое пятно возле березового гая – это помет бакланов, которые здесь гнездились. Вот остров сердца, никакого фотошопа, он такой есть в реальности, это Ушачский район. Я это сердце снимаю в любое время года. У гродненского фотографа Александра Лосминского тоже есть сердце на снимках, но «мое» более круглое.
– Думаю, вам часто задают вопрос: какой для вас кадр самый ценный? Может, как раз-таки это сердце?
– Я на этот вопрос не могу ответить. Потому что у меня на сервере почти миллион кадров, я иногда сам ужасаюсь. Есть кадры, связанные с нашей эпохой, они представляют историческую ценность. Есть кадры природы. Но в чем здесь суть? Настоящий кадр – тот, где чувствуется течение жизни. Мы просто выхватили это мгновение, а жизнь будет двигаться дальше. Главная задача – увидеть и передать внутреннюю суть вещей, эмоции. Запоминаются кадры, когда ты оказываешься в пике событий. Например, дерутся олени. Они сцепились рогами настолько, что один погиб. Второй тащил его метров сто, но потом и сам погиб, потому что не смог отцепить рога.
– Вы – любитель дикой природы, о чем говорят и ваш фонд, и выставка. Наверняка, были рискованные ситуации при натурных съемках?
– Таких ситуаций немало. На острове среди болота на одном из деревьев – гнездо беркута, на другом – моя засидка. Я метров пятнадцать над землей. И тут начинается буря, притом такая мощная, что меня на этой ветке бросало сверху и до земли. А дождь прямо горизонтальной стеной. Не знаю, как удержался. Но пару раз падал с дерева. Чем-то похоже на Винни-Пуха из мультика, как он – с сосны. И ветки даже ломались. Но падал на мягкий мох, что меня и спасало.
Вот еще случай. В заказнике «Красный Бор» на нас понеслось стадо зубров. Я еле успел закрепить штатив, чтобы их снять, как они пронеслись в метрах 50-ти от меня. А на болотах в заказнике «Ельня» пришлось в октябре около часа искать в воде свой квадракоптер. Мне дали водолазный дайверский костюм, но, оказалось, что там воды по грудь, жижа по пояс, всё в корягах. Я знал приблизительно, где он упал, взял палку и стал ею ощупывать дно. 45 минут так ходил и, наконец, нашел. Конечно, сам дрон уже вышел из строя, но флешка осталась.
– У вас есть любимые регионы, где вы чаще бываете?
– Это зависит не только от красот, но и от тех людей, к которым едешь. Если говорить о природе, то мне в душу запал заказник «Красный Бор». Почему? Это уникальное место, которое еще не так раскручено, как, например, Браслав, Нарочь или тот же Августовский канал. Хотя там есть и охотхозяйство, и гостиничный комплекс. Теперь начинают проявлять к нему интерес. Там места удивительные. Едешь несколько сот метров по березовой роще, потом резко – болото, чуть дальше – холмы, дикие озера. А значит, много диких животных. Олени, лоси, зубры, плюс уникальные люди. Ведь одному очень сложно делать снимки – нужны помощники из числа местных работников заказника. Кстати, для фотоохоты там есть даже настоящая удобная засидка в виде избушки. Работники прикармливают, например, выдр рыбой, а бобров – яблоками. Я смог за вечер снять трех животных. Еще готовят приманку для совы. Это, конечно же, мыши. В Европе такая фотоохота стала одним из направлений туристического бизнеса.
Интересен болотный заказник «Ельня». Несколько раз торфяники очень сильно горели вследствие осушения. И сейчас там идет реализация большого проекта по обратному заболачиванию территории. Его инициатором выступила общественная организация «Ахова птушак Бацькаўшчыны». Благодаря этому многие экологические проблемы были решены, потому что уровень воды поднялся, что уже не чревато пожарами, а значит, есть вероятность сохранения флоры и фауны.
Ельня уникальна тем, что здесь на болоте для туристов проложена экотропа в виде деревянных настилов. Но ехать сюда лучше летом и осенью, когда нет угрозы паводка.
– Какой новый проект на очереди?
– Сейчас начали проект «Полесская Амазонка, или Море Геродота». Хотим сделать сплав по Припяти, на этой реке часто весной бывает паводок. Тогда все окрестные деревни подтоплены. Многих эвакуируют. Параллельно разработали несколько маршрутов для желающих поехать и посмотреть большой паводок. Это красота глазами обычных зрителей – кругом вода, люди в старинных човнах… Хотя для местных жителей это проблема, многих эвакуируют.
Там же, на Припяти, в деревне Погост, в начале мая проходит этнопраздник «Юрьевский хоровод», который внесен в Государственный список историко-культурных ценностей Республии Беларусь. По итогам сплава и тура на обрядовый праздник хотим подготовить фотоальбом и выставку. В Беларуси мест красивых много. Сюда стоит приехать, чтобы это всё увидеть. И обязательно вернуться с удивительными кадрами.
– Что же такого необычного вам удалось увидеть?
– Вокруг очень много уникального. Во-первых, это сам ландшафт, во-вторых, обитатели природы. У меня много кадров диких зверей. Это волки, черные вороны, которых на самом деле очень сложно снять. Например, заяц на задних лапах стоит или зайчиха сложила лапки, словно в ладоши хлопает. Или, например, семья медведей с маленькими медвежатами, европейские муфлоны в охотничьем вольере, площадь которого 20 квадратных километров. Есть кадры, где олениха целует самца. Удоды – очень редкие птицы. Есть кадр, где самец оказывает своей подруге величайший знак внимания и дарит… червяка. Есть разные интересные природные моменты, когда дождь, буря, снег. Вот три зубра в профиль. Фото напоминает профили коммунистических вождей – Ленина, Маркса и Энгельса. Есть зубр в Чернобыльской зоне. Снял когда-то куклу и футбольный мяч, которые пролежали в Чернобыльской зоне почти 30 лет…
– Дикую природу не каждый может вот так увидеть…
– Вполне может. Конечно, у нас нет морей, гор, может быть, таких замков, как в Европе, но у нас есть природа, которая сохранилась. При этом не так всё регламентировано, как в Европе. И для иностранцев это весьма интересно. Например, английский ученый, который изучал болота, приехал к нам, прошел по трясине, сунул руку в эту торфяную жижу. Обмазал себе лицо – для него это экзотика. У меня есть книга «Белорусская экзотика». Когда я ее задумал, редактор сказал: «Ну какая у нас в Беларуси экзотика?» А я и говорю: «Озера, болота даже для наших горожан уже экзотика». Это всё может впечатлить при условии наличия визы, порядка, безопасности, инфраструктуры.
– А подводные съемки вы не практикуете? Или ваш конек – снимки с высоты птичьего полета?
– По гороскопу я Лев, поэтому не сторонник воды. Да и что под водой? Травинки, щука могут быть. И вообще, я люблю полетать. Кстати, это тоже непросто. Необходимо разрешение как на сам полет, так и на съемки с дрона. Например, когда я делал книжку «Нечаканая Беларусь», консультировался с Генштабом, снимки прошли цензуру, я получил визу: запрещенных объектов нет. В пограничной зоне нужно получить разрешение еще и в Госпогранкомитете. Мне дают сопровождающего, который смотрит, что снимаю.
– У вас есть фото, когда пустыня наступает на Беларусь. Как это было?
– Это страшное дело. Причем я это снял в деревне, где Иван Мележ написал книгу «Люди на болоте». Я ехал из Речицы в Лоев, началась песчаная буря – ничего не видно. Как оказалось, это следствие осушения болот. И такая фантастическая картина – ветер, песок… Просто жуть. И в этом затмении люди сажают картошку. Рядом стоит агроном с блокнотом. Он потом просил, чтобы фото с ним не публиковали. Говорит, мол, меня тут не очень жалуют, я привык работать хорошо, у местных как бельмо на глазу, а кадр такой сочный, прямо символ вот такого хозяйственника. Но ведь судьба человека важнее. Конечно, я не стал это фото нигде публиковать. Хотя сама буря растиражирована.
– У вас большой архив?
– У меня архив с 1979 года, и все эти снимки за более чем 40 лет теперь архивированы и расписаны на сервере. Но чтобы такой архив был, нужно после съемок материал загнать в компьютер, написать ключевые слова, это очень нудная работа, но ее необходимо делать. Хотя времени она занимает почти столько же, как и съемки. Раньше я помнил снимки, где они есть, а теперь их стало очень много. В день иногда снимаю тысячу, даже две тысячи кадров…
